Я с большим уважением отношусь к пережитому опыту, и оттого так сложно его вербализировать, не скатываясь к языку самозваных интернет-магов «по Кастанеде». Проблема в том, что в следующие шесть часов после приёма «лекарства» не существовали за ненадобностью ирония и анализ. Это качества исключительно моего рацио. Сейчас, когда я пишу эти строки в ночном поезде, который везёт нас через боливийскую пустыню, я способна в качестве самозащиты иронизировать. Тогда же — нет.
Сначала появились видения. Лёгкие и приятные, это были сложносочинённые узоры со множеством мелких элементов, как арабские витражи, как наряды индийских богов, как розовые когти и зелёные брови китайских драконов. Я пытаюсь следить за дыханием, я жду. Я стараюсь контролировать и наблюдать себя, но вдруг — проваливаюсь внутрь, как Алиса в погоне за кроликом. Я ныряю в уютную тёмную глубину, без плотности, направления и ощущений.
Я выныриваю.
И оказываюсь где-то. Передо мной смутные видения пальмовых хижин и тропического леса, и солнце будто на закате, но я тут точно никогда не была. Я встречаюсь с древней первоосновой — вдруг становится понятно, отчего индейцы называют аяуаску «мадре». Хотя сложно назвать это встречей или разговором — это чувственно непостигаемо, это не форма и не тело, это не вовне, и не во мне. Я просто дышу и оттого вдруг знаю — однажды я рожу ребёнка, и это будет главное событие моей жизни. Все стало как будто очень просто — вот я, и вот моя цель. Это глубинное ощущение того, что я буду проводником новой жизни в мир, поглощает меня и проигрывается в разных своих вариациях бесчисленное количество раз.
Я, то есть то рацио, которое сейчас пишет этот текст и которое я привыкла считать собой, начинает плакать и сопротивляться. Я призываю свое сознание и задаю вопросы внутри своей головы. Ок, говорю, понятно. Женщина-мать — это главное, я согласна, однажды всё так и будет — но можно, пожалуйста, уже про что-нибудь другое?! Неужели я свожусь только к этому? Я бы хотела больше разобраться в себе, какие у меня есть сильные стороны, какие слабые, что мне изменить, что мне делать в жизни, не могли бы мы переключиться на это?! Но меня, голую, упругой смеющейся волной возвращает в круг, который тянется через меня вовне. В это время шаман и его помощница начинают петь песни — и все они звучат для меня как колыбельные. Мне, метущейся, мне, ребёнку, и моим будущим детям, которые всегда внутри меня.