варанаси и смерть
варанаси и смерть
варанаси и смерть
варанаси и смерть
Варанаси и смерть
Гхаты и костры
Гхаты и костры
Мы с Ромой приехали в Варанаси 21 февраля. Нас предупредили, что это самый пик сезона: в марте здесь будет уже жарковато, а потом начнётся сезон дождей и станет просто невыносимо. Сразу с пыльного вокзала мы отправились на гхаты – ритуальные места сожжения трупов. По сути, это вся береговая линия Ганги. Там же мы и нашли жилье: около гхатов множество гостиниц, хочешь – с видом на реку, хочешь – без. Но даже если из окна видна всего лишь стена другого дома, забыть о том, где ты находишься, не даёт повсеместный лёгкий аромат жареного мяса.
Костры жгут круглые сутки вот уже три тысячи лет
Сама набережная застроена некогда шикарными, нынче обветшалыми, дворцами махараджей и раджей. Поскольку умирать в Варанаси всегда было почётно, правители готовились заранее к главному событию своей жизни и строили себе такие «дачи». Как советские вожди стремились в Крым, так местные – в Варанаси. После обретения независимости в 1947 году правительство Индии обязало князей всех мастей оставить себе только пару домов для личного пользования, а все остальное было национализировано. В итоге в некоторых дворцах Варанаси теперь музеи, где-то жилые дома, где-то отели для богатых, где-то для бедных, где-то – для умирающих.
В Варанаси едут умирать со всей Индии, иногда за десятилетия до торжественного события. Считается, что если быть кремированным здесь, то душа вырывается из вечного круга перерождений и достигает нирваны. Костры жгут круглые сутки вот уже три тысячи лет. В день на главном горящем гхате около двухсот индуистских душ обретает свободу. Тело горит три-четыре часа, на это уходит 350-400 кг дров – стук топоров здесь слышится отовсюду. Богачи берут сандал. Топливо на развес покупают только мужчины, женщин на церемониях кремации, как правило, нет. Считается, что если кто-то будет плакать, то душа поймёт, что по ней тоскуют, и останется на земле.
В Варанаси едут умирать со всей Индии, иногда за десятилетия до торжественного события. Считается, что если быть кремированным здесь, то душа вырывается из вечного круга перерождений и достигает нирваны. Костры жгут круглые сутки вот уже три тысячи лет. В день на главном горящем гхате около двухсот индуистских душ обретает свободу. Тело горит три-четыре часа, на это уходит 350-400 кг дров – стук топоров здесь слышится отовсюду. Богачи берут сандал. Топливо на развес покупают только мужчины, женщин на церемониях кремации, как правило, нет. Считается, что если кто-то будет плакать, то душа поймёт, что по ней тоскуют, и останется на земле.
Прямо на месте можно взять чай и присесть отдохнуть с видом на вечное. Фотографировать здесь запрещено, но те индийцы, что посмелее, лупят селфи на фоне костров – это вообще тут модно, селфи. В Индии бум мобильных гаджетов, а вместе с доступом в цифровой мир появляется острое желание как-то обозначить себя там, застолбить местечко среди битов и байтов. Так в Instagram появляются автопортреты на фоне праха чьих-то родственников.
Дух на гхатах плотный и напряжённый, особенно по ночам. Лица серьёзные, взгляды – исподлобья. Смерть не любит безразличных и заставляет концентрироваться. В Варанаси мы провели дней десять. К кострам я привыкла, но всё равно больше десяти минут мне не удавалось высидеть на гхатах. Огонь гипнотизирует и вводит в странное оцепенение. Безмятежны здесь только собаки и коровы, что бродят между костров в поисках тёплого местечка.
После заката Варанаси окончательно порывает с реальностью и становится очень похож на средневековый Бенарес, город шёлка, санскрита и опиума. Нужно совсем немного фантазии, чтобы перестать различать гаджеты в руках людей и состарить фасоны одежды на пару веков. Темнота и суеверия, которым легко тут отдаться, доделают работу. И вот уже Ганга несёт меня не в гостиницу, где электричество и интернет, а в постоялый дом, где свечи и женская половина здания для сплетен и драм.
После заката Варанаси окончательно порывает с реальностью и становится очень похож на средневековый Бенарес, город шёлка, санскрита и опиума. Нужно совсем немного фантазии, чтобы перестать различать гаджеты в руках людей и состарить фасоны одежды на пару веков. Темнота и суеверия, которым легко тут отдаться, доделают работу. И вот уже Ганга несёт меня не в гостиницу, где электричество и интернет, а в постоялый дом, где свечи и женская половина здания для сплетен и драм.
Дух на гхатах плотный и напряжённый, особенно по ночам. Лица серьёзные, взгляды – исподлобья. Смерть не любит безразличных и заставляет концентрироваться. В Варанаси мы провели дней десять. К кострам я привыкла, но всё равно больше десяти минут мне не удавалось высидеть на гхатах. Огонь гипнотизирует и вводит в странное оцепенение. Безмятежны здесь только собаки и коровы, что бродят между костров в поисках тёплого местечка.
После заката Варанаси окончательно порывает с реальностью и становится очень похож на средневековый Бенарес, город шёлка, санскрита и опиума. Нужно совсем немного фантазии, чтобы перестать различать гаджеты в руках людей и состарить фасоны одежды на пару веков. Темнота и суеверия, которым легко тут отдаться, доделают работу. И вот уже Ганга несёт меня не в гостиницу, где электричество и интернет, а в постоялый дом, где свечи и женская половина здания для сплетен и драм.
После заката Варанаси окончательно порывает с реальностью и становится очень похож на средневековый Бенарес, город шёлка, санскрита и опиума. Нужно совсем немного фантазии, чтобы перестать различать гаджеты в руках людей и состарить фасоны одежды на пару веков. Темнота и суеверия, которым легко тут отдаться, доделают работу. И вот уже Ганга несёт меня не в гостиницу, где электричество и интернет, а в постоялый дом, где свечи и женская половина здания для сплетен и драм.
От Варанаси я ждала огня и ада. Всё это я получила, но удивило меня другое. На одной стороне реки – сотни людей, коров и собак, дымятся трупы в кострах, разливают чай и жуют пан. Через триста метров, на другом берегу – пустота. Ровный белый песок и всё. Вот уж наглядная метафора суетности жизни и покоя загробного царства, что ровно через Гангу-Стикс.
Махашиваратри и музыка
На второй день после приезда мы поселились в Муна-Хауз, полусквоте на одном из гхатов. «Полу» потому, что, с одной стороны, за постой надо было платить, пусть и смешные $1,5 в день. С другой, состояние здания и интерьеров тут было как в очень хардкорном сквоте. Во всём доме чувствовался аромат декаденства и полной аниччи. По легенде, раньше этот сквот-хостел был настоящей гостиницей, которую держал отец Муны, нынешнего хозяина места. Он заставлял его два раза в день драить все этажи и комнаты. Когда отец умер и Муна получил наследство, то поклялся никогда здесь больше не убирать. Обет соблюдался свято.
Нам повезло оказаться в Варанаси, городе бога Шивы, на праздник Махашиваратри, что значит «великая ночь Шивы». По одной из легенд, в эту ночь состоялась свадьба Шивы и Парвати. Верующие в этот день особенно рьяно медитируют, совершают различные ритуалы, в награду идёт отпущение грехов, освобождение от цикла перерождений и хорошая жена. Также молодые индусы совершают паломничество разной километровой длины. Для того, чтобы преодолеть дистанцию, они используют самые разные допинги. Самые популярные – пиво и бханг-ласси, йогурт с коноплёй. Полиция в святую ночь паломников не трогает, потому толпа фактически неконтролируема.
Нам повезло оказаться в Варанаси, городе бога Шивы, на праздник Махашиваратри, что значит «великая ночь Шивы». По одной из легенд, в эту ночь состоялась свадьба Шивы и Парвати. Верующие в этот день особенно рьяно медитируют, совершают различные ритуалы, в награду идёт отпущение грехов, освобождение от цикла перерождений и хорошая жена. Также молодые индусы совершают паломничество разной километровой длины. Для того, чтобы преодолеть дистанцию, они используют самые разные допинги. Самые популярные – пиво и бханг-ласси, йогурт с коноплёй. Полиция в святую ночь паломников не трогает, потому толпа фактически неконтролируема.
Варанаси не только город смерти, но ещё и город музыки
На улицу мы выбрались только под вечер, на ежегодный музыкальный фестиваль Dhrupad Mela. Про него рассказала скрипачка Лиля, которая уже несколько лет училась здесь музыке. Оказалось, что Варанаси не только город смерти, но ещё и город музыки. Отсюда родом несколько легендарных музыкантов, в том числе бог ситара Рави Шанкар, выступавший на Вудстоке в 1969 году. Здесь находится несколько музыкальных академий, в которых учатся в том числе и белые – кто ради визы, кто из любви к искусству. Сама Лиля училась в Banaras Hindu University. Её курс для новичков длился три года, с середины августа по март.
Лиля рассказывала, что система северной индийской классики сложилась при правлении императора Акбара в XVI веке, а ее центральным элементом является рага – композиция, которая развивается в одной заданной форме и создает определенную атмосферу. Раги делятся по времени суток, по фестивалям и по сезонам природы. Музыканты уважают эти правила. Например, утренние раги никогда не исполняются на вечерних концертах — поэтому в Варанаси музыку можно услышать в любое время суток. Есть раги, исполняемые в честь определенных божеств либо в определенный период времени. Например, на Шиваратри есть рага Shivranjani, и вряд ли ее можно услышать когда-то, кроме как в ночь женитьбы Шивы.
Лиля рассказывала, что система северной индийской классики сложилась при правлении императора Акбара в XVI веке, а ее центральным элементом является рага – композиция, которая развивается в одной заданной форме и создает определенную атмосферу. Раги делятся по времени суток, по фестивалям и по сезонам природы. Музыканты уважают эти правила. Например, утренние раги никогда не исполняются на вечерних концертах — поэтому в Варанаси музыку можно услышать в любое время суток. Есть раги, исполняемые в честь определенных божеств либо в определенный период времени. Например, на Шиваратри есть рага Shivranjani, и вряд ли ее можно услышать когда-то, кроме как в ночь женитьбы Шивы.
На улицу мы выбрались только под вечер, на ежегодный музыкальный фестиваль Dhrupad Mela. Про него рассказала скрипачка Лиля, которая уже несколько лет училась здесь музыке. Оказалось, что Варанаси не только город смерти, но ещё и город музыки. Отсюда родом несколько легендарных музыкантов, в том числе бог ситара Рави Шанкар, выступавший на Вудстоке в 1969 году. Здесь находится несколько музыкальных академий, в которых учатся в том числе и белые – кто ради визы, кто из любви к искусству. Сама Лиля училась в Banaras Hindu University. Её курс для новичков длился три года, с середины августа по март.
Лиля рассказывала, что система северной индийской классики сложилась при правлении императора Акбара в XVI веке, а ее центральным элементом является рага – композиция, которая развивается в одной заданной форме и создает определенную атмосферу. Раги делятся по времени суток, по фестивалям и по сезонам природы. Музыканты уважают эти правила. Например, утренние раги никогда не исполняются на вечерних концертах — поэтому в Варанаси музыку можно услышать в любое время суток. Есть раги, исполняемые в честь определенных божеств либо в определенный период времени. Например, на Шиваратри есть рага Shivranjani, и вряд ли ее можно услышать когда-то, кроме как в ночь женитьбы Шивы.
Лиля рассказывала, что система северной индийской классики сложилась при правлении императора Акбара в XVI веке, а ее центральным элементом является рага – композиция, которая развивается в одной заданной форме и создает определенную атмосферу. Раги делятся по времени суток, по фестивалям и по сезонам природы. Музыканты уважают эти правила. Например, утренние раги никогда не исполняются на вечерних концертах — поэтому в Варанаси музыку можно услышать в любое время суток. Есть раги, исполняемые в честь определенных божеств либо в определенный период времени. Например, на Шиваратри есть рага Shivranjani, и вряд ли ее можно услышать когда-то, кроме как в ночь женитьбы Шивы.
Если музыка это дорога к коллективному бессознательному народа, то здесь у меня не было абсолютно никаких ориентиров
Каждый год в Варанаси проводится несколько музыкальных фестивалей. Dhrupad Mela, на который мы отправились, существует с 70-х годов на деньги одной из аристократических семей Варанаси. Ежегодно на гхате Тулси разбивают шатёр, в котором индийские артисты исполняют классическую музыку традиционного стиля dhrupad. Это было полное безумие. Я слушала Gundecha brothers, самых известных представителей этого стиля, открыв рот. Индийцы казались мне безнадёжно чуждыми, а любые заигрывания с местными культурами и религиями – обречёнными на провал. Если музыка это дорога к коллективному бессознательному народа, то здесь у меня не было абсолютно никаких ориентиров.
Чёрт с ними, со словами, всё это древние религиозные тексты, но ритм, гармония, развитие – всё абсолютно незнакомое и интуитивно мной, европейкой, не считываемое. Другие ноты, другие интервалы, другой ритмический рисунок. Я даже не могла понять, какую эмоцию передаёт тот или иной фрагмент композиции. Пожалуй, именно в эту ночь я окончательно махнула рукой на попытки подружиться с Индией. Оставалось только расслабиться и отпустить сознание в в психоделический трип.
Чёрт с ними, со словами, всё это древние религиозные тексты, но ритм, гармония, развитие – всё абсолютно незнакомое и интуитивно мной, европейкой, не считываемое. Другие ноты, другие интервалы, другой ритмический рисунок. Я даже не могла понять, какую эмоцию передаёт тот или иной фрагмент композиции. Пожалуй, именно в эту ночь я окончательно махнула рукой на попытки подружиться с Индией. Оставалось только расслабиться и отпустить сознание в в психоделический трип.
Около трёх утра мы покинули шатёр над Гангой и отправились в наш Муна-хауз, по дороге решив перекусить уличным омлетиком. На следующее утро встать с кровати я не смогла. Настало время третьего отравления.
Первый день и я, и Рома, спали и бредили. Второй день лежали пластом. На третий начали разговаривать и ходить. Выблевав всё, что только можно и нельзя, и перепробовав популярные средства от отравления без победного эффекта, мне в голову пришла простая идея – возможно, это не отравление.
Первый день и я, и Рома, спали и бредили. Второй день лежали пластом. На третий начали разговаривать и ходить. Выблевав всё, что только можно и нельзя, и перепробовав популярные средства от отравления без победного эффекта, мне в голову пришла простая идея – возможно, это не отравление.
Возможно, дело всё же не в омлетике, а в самом демоническом городе. Начало жаркого сезона, днём +33 С, и город уже начинал пованивать: сама река, узкие улочки с коровьими лепёшками на каждом шагу. Сквозь плитку к тому же местами пробивалась канализация. Водопроводная вода, конечно, очищенная, но тоже из Ганги, как и в большей части Индии. Город тяжко и зловонно дышал, и с нами происходит бесконечное повторное заражение каким-то ротовирусом.
Как только я смогла передвигаться дальше, чем до ларька с ближайшими сухими печеньками, мы начали пытаться уехать. Именно так – пытаться уехать. В сезон это не так-то просто, через туристические кассы и через сайты билеты были только на поезда через 7-10 дней. Пришлось узнать про ещё одну фишку индийской железки, систему Tatkal – это квота, которая открывается за день до отправления поезда. Раскупают её настолько быстро, что забронировать билет можно только через специальные агентства. Три дня я молила Шиву о том, чтобы он нас отпустил, и он услышал. Третьего марта мы наконец-то сели в поезд до Харидвара.
Как только я смогла передвигаться дальше, чем до ларька с ближайшими сухими печеньками, мы начали пытаться уехать. Именно так – пытаться уехать. В сезон это не так-то просто, через туристические кассы и через сайты билеты были только на поезда через 7-10 дней. Пришлось узнать про ещё одну фишку индийской железки, систему Tatkal – это квота, которая открывается за день до отправления поезда. Раскупают её настолько быстро, что забронировать билет можно только через специальные агентства. Три дня я молила Шиву о том, чтобы он нас отпустил, и он услышал. Третьего марта мы наконец-то сели в поезд до Харидвара.
Возможно, дело всё же не в омлетике, а в самом демоническом городе. Начало жаркого сезона, днём +33 С, и город уже начинал пованивать: сама река, узкие улочки с коровьими лепёшками на каждом шагу. Сквозь плитку к тому же местами пробивалась канализация. Водопроводная вода, конечно, очищенная, но тоже из Ганги, как и в большей части Индии. Город тяжко и зловонно дышал, и с нами происходит бесконечное повторное заражение каким-то ротовирусом.
Как только я смогла передвигаться дальше, чем до ларька с ближайшими сухими печеньками, мы начали пытаться уехать. Именно так – пытаться уехать. В сезон это не так-то просто, через туристические кассы и через сайты билеты были только на поезда через 7-10 дней. Пришлось узнать про ещё одну фишку индийской железки, систему Tatkal – это квота, которая открывается за день до отправления поезда. Раскупают её настолько быстро, что забронировать билет можно только через специальные агентства. Три дня я молила Шиву о том, чтобы он нас отпустил, и он услышал. Третьего марта мы наконец-то сели в поезд до Харидвара.
Как только я смогла передвигаться дальше, чем до ларька с ближайшими сухими печеньками, мы начали пытаться уехать. Именно так – пытаться уехать. В сезон это не так-то просто, через туристические кассы и через сайты билеты были только на поезда через 7-10 дней. Пришлось узнать про ещё одну фишку индийской железки, систему Tatkal – это квота, которая открывается за день до отправления поезда. Раскупают её настолько быстро, что забронировать билет можно только через специальные агентства. Три дня я молила Шиву о том, чтобы он нас отпустил, и он услышал. Третьего марта мы наконец-то сели в поезд до Харидвара.