Гоа, Хампи, Гокарна и туристы
Гоа, Хампи, Гокарна и туристы
Гоа, Хампи, Гокарна и туристы
Гоа, Хампи, Гокарна и туристы
Гоа, Хампи, Гокарна и туристы
Хиппи и русские
Хиппи и русские
Гоа маленький, засушливый и тусовочный. Это христианский штат, который аж до 1961 года принадлежал португальцам. Получил свою славу он в 1960-е годы благодаря европейским хиппи, которые ехали на Восток в поисках просветления и отдыха от капитализма. Но капитализм пришёл за ними. И вслед за контркультурщиками: музыкантами, художниками и писателями, – потянулись все остальные. Местечко постепенно стало туристическим. В конце российских «сытых 2000-х» Гоа стал очень популярным среди русскоязычных дауншифтеров. Так в кафе появились меню на русском языке, а полицейские стали недружелюбными.
Гоа – это такое гедонистическое гетто для белых
Развитая инфраструктура и большая коммуна иностранцев до сих пор привлекает тех, кто едет зимовать. Здесь не пропадёшь даже без денег, знания английского и хоть какого-то опыта путешествий, ибо кругом «свои». К тому же здесь более-менее нормальный интернет, а для фрилансеров всех мастей это важно. Ещё одна прелесть Гоа в том, что здесь свободно продаётся алкоголь – в большинстве других штатов Индии его оборот в той или иной мере ограничен. Мы подъезжали к Маргао, крупному железнодорожному узлу Гоа, около полудня, а мужская часть вагона уже закидывалась ромом. Для тех, кто не пьёт, тоже есть варианты: на Гоа можно запросто достать любые расширяющие сознания вещества, потому псай транс вечеринки здесь не утихнут никогда. Гоа это такое гедонистическое гетто для белых.
В Гоа не хотелось, но пришлось, таков был маршрут путешествия с компанией друзей. Около недели мы провели в Анджуне с небольшими вылазками по окрестностям на скутере. Вагатор, Арамболь, Мандрем. Все они сливались в одно. Увиденные по пути кафе, магазины и людские типажи напоминали всё то, что я видела в Турции ещё во время детского отдыха с родителями. Я на всю жизнь запомнила одного пьяного двухметрового сибиряка с багровым лицом, который за завтраком громогласно вопрошал обслуживающий персонал: «Где борщ?! Где мой русский борщ!». По-моему, я пару раз встречала его призрак на улицах гоанских городков. Туристская спесь, презрительная ленца местного населения, скученность, дороговизна и однотипность индийских товаров – вот таким я Гоа помню. Но я благодарна ему за одно прекрасное место – Paradise beach в соседнем штате Махараштра.
Забавно, что Paradise beach это действительно рай. Огромный песчаный пляж, вдоль которого растёт хвоя, словно в Северной Калифорнии. Пальмы и бунгало от 100 до 1000 рупий ($1,5 -$15) в день, как и положено в Индии. Пустота и тишина, как и положено в фантазиях. В небольшом заливе по пути к крепости плавает планктон, а в кафе на берегу можно купить травку прямо у официанта. И это при том, что в Гоа полиция в последние годы серчает и ловит туристов за руку. Как и все белые в этом месте, мы приехали сюда, чтобы приоткрыть двери восприятия. Приоткрыли, обгорели и поехали дальше – в деревушку Хампи, третьи в мире по величине руины под открытым небом, что в соседнем штате Карнатака.
Забавно, что Paradise beach это действительно рай. Огромный песчаный пляж, вдоль которого растёт хвоя, словно в Северной Калифорнии. Пальмы и бунгало от 100 до 1000 рупий ($1,5 -$15) в день, как и положено в Индии. Пустота и тишина, как и положено в фантазиях. В небольшом заливе по пути к крепости плавает планктон, а в кафе на берегу можно купить травку прямо у официанта. И это при том, что в Гоа полиция в последние годы серчает и ловит туристов за руку. Как и все белые в этом месте, мы приехали сюда, чтобы приоткрыть двери восприятия. Приоткрыли, обгорели и поехали дальше – в деревушку Хампи, третьи в мире по величине руины под открытым небом, что в соседнем штате Карнатака.
Руины и личное пространство
В Хампи нас ждал сюрприз в виде толп израильтян. Многие рестораны и кафе тут имели вывески и меню на иврите, такой перевёртыш с русскими на Гоа. Так я узнала, что для израильтян Индия это направление номер один после обязательной службы в армии. Молодые и жадные до жизни ребята после дембеля берут мотоциклы – и отправляются во все тяжкие. В Хампи всё было забито так плотно, что первый день мы потратили на поиски места для ночлега. Переночевать пришлось в каком-то гестхаузе за городом, где стены комнат не доходили до крыши. Всю ночь в нашем коммунальном бунгало в соседней комнате русская девушка страстно практиковала Камасутру с индийцем. Утром она меня встретила фразой, произнесённой без тени смущения: «Мы наверное мешали вам ночью, да? Но это Индия, здесь личное и публичное смешаны». Я не нашлась, что ответить.
«Это Индия, здесь личное и публичное смешаны»
В Индии сложно привыкнуть к отсутствию личного пространства. Роскошь физиологического одиночества и тишины появилась только у современного городского жителя. Деревни живут круговой порукой и сплетнями. Только когда человек может прокормить себя сам, без ежедневного участия общины, тогда и появляется собственное жильё, равно как и возможность выбирать себе супруга и разговоры о необходимости «времени для себя». Личное пространство это очень новое явление, ему даже определение дали только в 60-х годах прошлого века и без которого, как оказывается, я уже не могу выжить. Через месяц пребывания в Индии мне приснился такой знаменательный сон, что я даже не поленилась его записать. Подсознание знает больше сознания.
Сон на 1 февраля.
Уже где-то в конце сна. Я просыпаюсь на кровати в чистом современном бунгало рядом с Ромой оттого, что маленький пухленький мексиканский мальчик ворвался в нашу комнату, как в свою, и оставил свои кеды за кроватью. Я подрываюсь и пытаюсь выпихать его из комнаты, объясняя что-то про privacy, но он уходит недовольный.
В это же момент в комнату заходят русские туристы и начинают её осматривать, не обращая внимания на нас с Ромой. Я офигеваю, но не слишком. Потом я иду писать — туалет настоящий, европейский, но вместо двери прозрачная плёнка. Рядом со мной оказываются двое туристов, я раздраженно прошу их уйти, но они не обращают на меня внимания.
Уже где-то в конце сна. Я просыпаюсь на кровати в чистом современном бунгало рядом с Ромой оттого, что маленький пухленький мексиканский мальчик ворвался в нашу комнату, как в свою, и оставил свои кеды за кроватью. Я подрываюсь и пытаюсь выпихать его из комнаты, объясняя что-то про privacy, но он уходит недовольный.
В это же момент в комнату заходят русские туристы и начинают её осматривать, не обращая внимания на нас с Ромой. Я офигеваю, но не слишком. Потом я иду писать — туалет настоящий, европейский, но вместо двери прозрачная плёнка. Рядом со мной оказываются двое туристов, я раздраженно прошу их уйти, но они не обращают на меня внимания.
После первой неудачной ночёвки в Хампи мы нашли место под названием Maya Homestay. Самое идиллическое место, в котором я была в Индии, находится в горах, в получасе езды от Хампи. На огороженном участке стоит несколько домиков, где мама, папа и дочь живут и принимают иностранцев, кормят домашней едой и всячески помогают. Простая идея и честное исполнение, и даже минимальный запас слов на английском не мешает семье в сезон принимать десятки гостей. Как индикатор успешности бизнеса – холодильник на кухне. Мы планировали остаться в Хампи на пару дней, но из-за прелести этого места провели почти неделю.
Каждый день мы отправлялись бродить по массивным руинам, которые делают Хампи одним из самых многообещающих туристических направлений Индии. В ХIV-XVI веках здесь процветала империя Виджаянагаров. Алмазы продавались мешками, храмы украшались золотом, португальцы-торговцы приходили в восторг от вида ручных слонов. Потом пришли моголы с севера и все разграбили. А поскольку они были мусульманами, то еще и в храмах изображения богов уничтожили. В итоге огромный город с населением в 500 000 человек, что больше средневекового Парижа, опустел и зачах. В конце XIX века город обнаружил английский военный. С тех пор тут ведутся раскопки. Говорят, откопали меньше 30%. Рассматривая гопурамы, то есть надвратные башни, храмовые комплексы и сценки из Камасутры на барельефах, я думала о том, что живое всё-таки интереснее мертвого. Ну или как минимум необходимо для интереса к мертвому, потому поведение экскурсионной группы и гида интересны не менее самих барельефов.
Впрочем, есть шанс, что я всё-таки увидела Хампи в правильный момент. Во время последнего ужина в Maya Homestay один британец, который приезжает сюда лет десять подряд ради боулдеринга, – местные старые горы располагаю к этому, – рассказал о планах крупного бизнеса на Хампи. Деревушка очевидная золотая жила. Потому дюжина больших отельных компаний активно лоббирует запрет на строительство и содержание небольших гестхаусов. Хотя на практике изменения уже есть – в частности, пару лет назад перед главным храмом Вирупакши снесли сотни маленьких ресторанчиков и отелей. В 6 вечера сказали, что надо выселяться, в 6 утра уже приехал бульдозер. Так что возможно, что через пару лет тут будут только пятизвёздочные отели, а вход на территорию памятников – по билетам.
Горы и виды, я надеюсь, не приватизируют.
Впрочем, есть шанс, что я всё-таки увидела Хампи в правильный момент. Во время последнего ужина в Maya Homestay один британец, который приезжает сюда лет десять подряд ради боулдеринга, – местные старые горы располагаю к этому, – рассказал о планах крупного бизнеса на Хампи. Деревушка очевидная золотая жила. Потому дюжина больших отельных компаний активно лоббирует запрет на строительство и содержание небольших гестхаусов. Хотя на практике изменения уже есть – в частности, пару лет назад перед главным храмом Вирупакши снесли сотни маленьких ресторанчиков и отелей. В 6 вечера сказали, что надо выселяться, в 6 утра уже приехал бульдозер. Так что возможно, что через пару лет тут будут только пятизвёздочные отели, а вход на территорию памятников – по билетам.
Горы и виды, я надеюсь, не приватизируют.
Покой и «потеряшки»
После Хампи мы с Ромой отправились в Гокарну, мирную деревушку на берегу Аравийского моря в том же штате Карнатака. Это тихая гавань для тех, кто устал от Гоа и хочет спокойно перезимовать. Там было дешёво даже по индийским меркам, спокойно и немноголюдно. Но ещё в прошлом году чувствовалось, что скоро гоанцы оценят все эти преимущества – и просто переедут в Гокарну. Там зимовали ещё одни наши друзья, потому мы зависли в деревушке на неделю. Режим дня был такой: проснуться, позавтракать, поплавать, поспать, поужинать, прогуляться по пляжу и снова спать. И если для меня такой график это возможность почувствовать редкие моменты чисто физиологического, телесного счастья, когда голова отключена, то для Ромы жара и безделье – сплошная мука. В планах замаячил север. Из-за размеренности тамошнего быта про Гокарну сложно что-то вспомнить. Из открытий – только факт того, что все индийские храмы частные, и знакомство с одним человеком удивительной судьбы.
«В таком месте, если у тебя есть хоть чуть-чуть сил, ты пойдёшь на поправку, потому что иначе быстро сдохнешь»
Отдельный пласт современной индийской мифологии – белые, которые приоткрыли двери своего восприятия в Индии и не смогли их вовремя закрыть. То есть те, кто переборщил с одним или несколькими наркотиками. Благо, тут есть всё, а некоторые вещества, вроде таблеток с опиумом, продаются просто в аптеках. Есть проблема – есть и те, кто её решают. Друзья познакомили нас с Денисом (имя изменено), который в 90-е и начале 00-ых занимался тем, что искал артистов, музыкантов и «золотую молодёжь» в тюрьмах, ашрамах и дизентерийных больницах.
– А как выглядит дизентерийная больница? – спросила я, протягивая руку за манго. Мы вместе завтракали.
– Это огромный пустой ангар, по периметру которого в одну линию располагаются нары. В них вырезана дырка, через которую больной справляет все свои нужды, потому что встать, как правило, не может. Под нарами вырыта траншея, по которым несколько раз в день пускают воду, чтобы смыть всё дерьмо, что вытекло из человек за это время. – Обстоятельно ответил мужчина, подливая себе чайку. – В таком месте, если у тебя есть хоть чуть-чуть сил, ты пойдёшь на поправку, потому что иначе быстро сдохнешь.
Есть мне расхотелось.
– А как выглядит дизентерийная больница? – спросила я, протягивая руку за манго. Мы вместе завтракали.
– Это огромный пустой ангар, по периметру которого в одну линию располагаются нары. В них вырезана дырка, через которую больной справляет все свои нужды, потому что встать, как правило, не может. Под нарами вырыта траншея, по которым несколько раз в день пускают воду, чтобы смыть всё дерьмо, что вытекло из человек за это время. – Обстоятельно ответил мужчина, подливая себе чайку. – В таком месте, если у тебя есть хоть чуть-чуть сил, ты пойдёшь на поправку, потому что иначе быстро сдохнешь.
Есть мне расхотелось.
Если и есть что-то в Индии безусловно привлекательное, так это возможность потеряться с концами даже в нашем веке
Ещё один класс «потеряшек» – израильтяне. В Варанаси мы познакомимся с парнем, по словам которого, в его родной стране есть особый вид страховки, «на случай невозврата из Индии», и особые агентства, которые предоставляют услуги по поиску заблудившихся в наркотических туманах. В этой стране теряются не только русские и израильтяне. Есть понятие «индийский синдром» – состояние дезориентации, которое настигает путешественников из-за шокирующей и экзотической реальности. Если это всё к тому же приправлено поисками бога и разными веществами, из состояния дезориентации можно так не выйти.
Если и есть что-то в Индии безусловно привлекательное, так это возможность потеряться с концами даже в нашем веке.
Если и есть что-то в Индии безусловно привлекательное, так это возможность потеряться с концами даже в нашем веке.